НАТАЛЬЯ ЕФИМОВА
Постижение
тайн бытия через детское сознание: А.
Платонов и А. Сент-Экзюпери Назревшая необходимость определить место Платонова в мировой
литературе заставляет обратиться к тем зарубежным писателям, в основе
творчества которых лежит сказочно-мифологическая картина мира. И здесь видятся
две категории писателей, с чьим творчеством вполне соотносимо творчество
Платонова: писатели-сказочники и писатели, отталкивающиеся от простонародного
мифологического сознания. Платонов синтезирует миф, сказку, реальность и
фантастику, поэтому в мировой литературе можно найти очень много соответствий
его творчеству. Главное – уловить сходность проблематики, почувствовать, что
конечная цель мысли писателей одна и та же, что, как бы ни были они чужды друг
другу по стилю, мировоззрению (которое можно в данном случае считать одним из
путей ко всё той же цели), манере повествования, выбору героев и тем, - их
роднит беспокойство за судьбу мира и человека. Предметом исследования данной статьи является
ребёнок и детское мировоззрение у Платонова и Сент-Экзюпери. Категория
«детства» характерна для творчества Платонова вообще; Сент-Экзюпери,
посвятивший свою сказку о Маленьком принце взрослому человеку, утверждает
истины исключительно серьёзные, основные в жизни каждого из нас: каждый эпизод
из жизни Маленького принца либо явно,
либо скрыто сопровождается вопросом: «Разве это не важно?»; с их помощью любого
человека можно оценить с точки зрения нравственно-духовной. Другой причиной
выбора предмета статьи является давнее представление о том, что мы все, по
выражению Сент-Экзюпери, «родом из детства», то есть всё главное в нас –
хорошее и плохое – заложено с самого начала (по той же причине к детской теме
обращались Толстой, Достоевский, Чехов, Диккенс, Т. Манн, Гессе и многие
другие). Иными словами, категория «детства» даёт наибольшее количество точек
соприкосновения творчества Платонова с мировой литературой. Хотя здесь нельзя
не учитывать тот факт, что Платонов использует эту категорию несколько иначе,
она не таит в себе прямого сопоставления. Детство у Платонова не только
возрастной период или психологическое состояние, но и образ жизненного
поведения, образ мыслей, мировоззрение. Вот почему возникают ассоциации с
Сент-Экзюпери. «Родом из детства» означает ещё, помимо прочего, непрерывность
связи со своими истоками, неоторванность от
собственных корней, от той основы, на которой всё зиждется, сознание
круговорота жизни: во всём есть элементы всего, во взрослом живёт ребёнок,
«ведь все взрослые сначала были детьми, только мало кто из них это помнит» (1; 354, здесь и в
последующих статьях первая цифра в скобках указывает на номер цитируемого
источника в конце статьи, вторая – на страницу. – Ред.). Сент-Экзюпери
чётко отделяет мир взрослых от мира детей. Эти миры практически не
соприкасаются, можно сказать, враждебны друг другу. Их разделяет незаполненное
пространство памяти: взрослые забыли, что были детьми, дети не знают, что будут
взрослыми. Герои Платонова - почти все дети, некоторые из его взрослых похожи
на повествователя из «Маленького принца» (взрослого, который понимает детей),
но в основном возраст здесь не играет определяющей роли, поскольку, как уже
говорилось выше, детство образует поведение жизни. Сент-Экзюпери и Платонова
объединяет чётко заданная установка на серьёзность: «…я совсем не хочу, чтобы
мою книгу читали просто ради забавы» (1; 363). Поэтому говорить о «юродстве»
Платонова неправильно. Он видит мир через призму детского сознания: рассказчик,
герой-взрослый и герой-ребёнок говорят совершенно одинаково, «словно одним
голосом» (2; 7), не делают каких-либо попыток объяснить сказанное, что
свойственно ребёнку – Маленькому принцу. Евангельское «будьте как дети»
отсылает нас к евангельскому же «имеющий уши да услышит». Ребёнок ничего не
объясняет, ибо уверен, что его поймут. Сам же он засыпает окружающих вопросами
– простейший и наиболее доступный ребёнку способ познать мир, но в то же время
способ проверить взрослого на принадлежность «свой – чужой». Тот, кто объясняет
доступно, – свой, кто ребёнком не понят – чужой. Детство – способность ощущать первозданность
мира. Платоновские герои, с трепетом относящиеся к каждой былинке, утверждают
значение и уникальность сущего, для них всё удивительно, всё внове. Способность
удивляться, свойственная детям, свидетельствует о душевной чистоте. Не о них ли
сказано: «Блаженны нищие духом», тем более, что «душевный бедняк» – любимый
герой Платонова. Детство – душевная беднота – сокровенность: вот три ипостаси человека у Платонова. Для него
всё живое, всё наделено душой: и комарик, и паровоз. Ребёнок, разговаривающий с
цветком, не вызывает недоумения. Всё живое обладает внутренним равноправием,
наделено способностью слышать, понимать, говорить. Ребёнок всё и всех
отождествляет с собой. Девочка Даша из рассказа «Неизвестный цветок»,
почувствовав благоухание, подумала: «Может, этот цветок скучает по своей
матери, как я» (3; 231, курсив мой
- Н.Е.). Дедушка Тит, который ещё больший ребёнок, чем его внук, способный в цветке увидеть главное, смотрит
на Афоню, как на цветок на земле. Никита из
одноимённого рассказа делает попытку заглянуть внутрь цветка, чтобы
удостовериться, что он на самом деле человек (цветок оказывается ребёнком,
который «мать свою сосал» (4; 203), поскольку из него вытекло молоко). Наконец,
Маленький принц Сент-Экзюпери, приручивший розу и прирученный ею. Цветок
обладает характером, у Маленького принца не складываются отношения с ним, что
служит основной причиной бегства мальчика со своей планеты. Вышедший за пределы
своего мирка Маленький принц похож на Сашу Дванова в
детстве, который «тронул свою грудь: вот тут я, – а всюду было чужое и
непохожее на него» (3; 42). Ребёнок оказывается выкинутым в чуждое ему
пространство и там пытается искать что-то своё. Самое главное – импульс к
движению. Как Саша, Маленький принц является странником, отправляющимся на
поиски лучшего и одновременно своего, себя самого. Ребёнку в мире Платонова и Сент-Экзюпери не
свойственен индивидуализм. Это болезнь взрослых. Каждый взрослый, которого
встречает Маленький принц, живёт на отдельной планете и мечтает господствовать
во Вселенной. И только фонарщик «не смешон. Может быть потому, что он думает не
только о себе» (1; 385). Среди героев Платонова очень мало индивидуалистов,
таких, как, например, Пётр Фёдорович Кондаев, который
мечтал, чтобы голод выгнал всех красивых мужиков на заработки, оставив женщин
ему. Тот же, кто заботится о других, ищет пути соединения с людьми, в душе
ребёнок, воспринимающий мир как один большой организм, в котором всё важно и
взаимосвязано. У Платонова нет коллизии взрослый–ребёнок, у него есть
человек, который был маленьким, а стал большим, но он всё тот же. Нечто,
заложенное изначально, прорывается наружу и проявляет себя: Саша Дванов, ощутивший разрыв между собой и миром, с детства
ищет способы преодоления этого разрыва. Сент-Экзюпери коллизию
взрослый-ребёнок, напротив, обостряет. Маленький принц не устаёт повторять, что
«взрослые – очень странные люди» (1; 380), что его роза не защищена от мира, то
есть во всём видит враждебное, исходящее, главным образом, от взрослых. Отсюда
его жуткое одиночество, от которого он спасается на Земле, мечтая найти людей,
способных его понять. Но змея предупреждает его, что «среди людей тоже одиноко»
(1; 391). Маленький принц, подобно Афоне Платонова, «хотел узнать то, чего он
не знал». Но получилось так, что он как раз и знал самое главное, но для того,
чтобы вернуться к своему главному, которое он опрометчиво покинул. Маленький
принц должен пройти через смерть, как Саша Дванов.
Мотив смерти не случаен в соприкосновении с детской темой как у Платонова, так
и у Сент-Экзюпери. Ребёнок не удивляется смерти. Дедушка объясняет Афоне, что
цветок есть самое главное, ибо «из смерти работает жизнь» (4; 182), и мальчик
обещает узнать у цветов, «как они из праха живут» (4; 183), чтобы дедушка после
смерти опять жил. Это естественно, как естественно для Саши думать о своём
мёртвом отце, что «он целый, одинаковый и такой же» (3; 43). Детское жизнелюбие
платоновских взрослых сильнее страха смерти. Ребёнок не ведает этого страха,
поскольку видит, что жизнь есть во всём. Так, Никита узнаёт в солнце умершего
дедушку, а в бане – бабушку. Маленький принц, который всегда требует
разъяснения того, что ему непонятно, молчит, когда змея говорит: «Всякого, кого
я коснусь, я возвращаю земле, из которой он вышел» (1; 391). Естественный
круговорот в природе не удивляет его, в тот момент он знает уже, что смерть –
это выход, освобождение, единственный способ вернуться к тому, от чего он
убежал. Саша Дванов приходит к озеру своего детства и
спускается в него, как будто на другую ступень поиска. Маленький принц
возвращается к своей планете, но его поиск не бесплоден, он осознает, что
лицом к лицу лица не увидать. Утверждение Сент-Экзюпери, что «одни только
дети знают, что ищут» (1; 399), вполне соотносимо с миром героев Платонова. Для
ребёнка самое главное – это тайна. Всё, что её в себе скрывает, влечёт его.
Тайна же может быть только в том, что идёт от сердца. Если Лис полюбил
Маленького принца, то его тайна – пшеничные поля, напоминающие о мальчике. Для
рассказчика тайна – смеющиеся звёзды. Для принца – одна-единственная роза,
пусть даже похожая на тысячи других, один глоток воды. Главное «искать надо
сердцем» (1; 403). У Платонова тайной является сокровенность, то есть то, «что
не увидишь глазами» (1; 401). Странничество имеет скрытую цель – найти «подарок
сердцу», «душевный смысл», о котором мечтает Вощев.
Оттого-то платоновские герои вызывают такой живой интерес: они сами в себе
скрывают тайну; их хочется разгадывать, но их духовная глубина отдаляется
настолько, насколько к ней приближаешься. Герои Платонова описывают круг,
символизирующий цикличность, непрерывность жизни: любой путь должен приводить к
самому себе. По справедливому замечанию Л.З. Лунгиной, «народная сказка всегда защищала чудака, того,
кто «не как все», и в этом выражается народная мудрость – понимание того, что в
подобных натурах таятся скрытые возможности, что есть жизненные обстоятельства,
когда обывательский здравый смысл бессилен» (5; 5). Всё творчество Платонова
отвечает этому определению. Его герои чудаки-дети и есть те самые настоящие
люди, которые способны в обыденном увидеть необыкновенное, а значит – скрытую
значимость всего сущего, что выводит их на верный путь постижения истины в
самих себе. В какой-то мере это перекликается с мыслью Гессе о том, что «нет
реальности, кроме той, которую мы носим в себе» (6; 178). Дети так и делают:
постигая мир через самих себя, они многое знают a priori, вот почему Маленький принц с такой уверенностью говорит королю:
«Не люблю я выносить смертные приговоры» (1; 378), будто он когда-нибудь это
делал. Но ребёнок чувствует неразрывную связь с тем, что было до него.
Углубление в себя нельзя путать с индивидуализмом, ребёнок прислушивается к
себе, чтобы лучше понять других, ибо знает, что каждый в конечном итоге должен
чувствовать так же; истина одна и ближе всего к ней дети, недавно только от неё
оторвавшиеся. Саша Дванов возвращается к своему
детству, чувствуя, что его путь был отдалением от истины. Спускаясь в озеро, он
погружается ещё ниже детства, туда, в предрождение, в
некое подобие материнской утробы – в Вечность. Маленький принц принимает смерть
от змеи (хтоническое животное), чтобы вернуться в
землю, из которой он некогда родился, подобно цветку. Глубина посмертного мира
позволяет преодолеть земное тяготение, сбросить оболочку и соединиться с
мечтой. Маленький принц близок Копёнкину, оба они в
сердце несут образ Розы, которая отделена от них смертью, она в другом,
идеальном мире. Следовательно, смерть – возможность обрести свой идеал. Пустыня
хороша потому, что в ней скрываются родники. Смерть притягивает, потому что
даёт возможность соединения и приобщения к общей истине, которая в словах
выражена быть не может, которую в состоянии ощутить только тот, кто готов
переступить за пределы возможного. Так чувствуют дети. Так они стремятся к
тому, от чего оторвала их жизнь, – к материнскому лону Вселенной. |